Глобальный ресурсный сепаратизм

6 марта на региональном «Конгресса народов Киренаики» делегаты пришли к соглашению относительного будущего всего региона и сформировали Высший переходный совет Киренаики.  Делегаты единодушно восприняли идею создать независимые от Триполи органы власти, которые займутся добычей и продажей нефти, организацией правопорядка и, если надо, отражения агрессии Триполи — если ПНС решит отобрать присвоенные «Конгрессом народов Киренаики» полномочия.

Абсолютно те же процессы происходят и в других странах «Большого Ближнего Востока», где американцы форсируют процессы «демократизации».

3 марта курды Сирии заявили, что они объявляют о провозглашении на территории страны «Западного Курдистана», столицей которого будет объявлен город Африн. Автономный район расположен на севере страны, близ границы с Турцией. Еще раньше, осенью 2011 года, в результате кризиса, конституционного по своей природе, иракские регионы начали провозглашать свою автономность (как в рамках федерации, так и в рамках номинального унитаризма, как в Сирии, где пока не стоит вопрос о федерализации); первыми провозгласил автономию провинциальный совет Салахаддина, инициатива понравилась региональным элитам и начала повторяться в Басре, Дияле, Ниневии, Аль-Фалудже и других. Таким образом, это не чисто ливийский эффект. В той или иной степени он характерен для всех «новых ближневосточных демократий», и вряд ли он не был учтен при перекройке арабского мира западными геостратегами.

Новые регионы прямо не претендуют на суверенитет, поскольку план «Большого Ближнего Востока» не подразумевает массовое признание новых карликовых государств. Однако характер «автономий», претензия на исключительное право за региональными властями распоряжаться природными ресурсами и иметь собственные вооруженные силы, не вписывается ни в какие федеративные теории. Все эти инициативы заретушированы разговорами о развитии федерализма и демократии, хотя на самом деле мы сталкиваемся с абсолютно новой моделью — сомализацией — к которой классические понятия федерализма плохо применимы.

За всеми этими автономистскими и регионалистскими инициативами, проектами «городов-государств», захватами нефтеносных регионов уже можно проследить контуры нового типа государств для Ближнего Востока, первыми из которых станут Ирак и Ливия.

Это будут государства с очень слабой исполнительной властью, не способной контролировать всю территорию страны, эффективно наладить социальную сферу, контролировать разрыв между богатыми и бедными. Большинство этих функций возьмут на себя местные племена, этносы и городские сообщества, прямо противостоящие столичным властям и использующие социальную сферу, доходы от продажи квот на разработку природных ресурсов и вооруженные силы для легитимации своего регионального правительства. Все затратные сферы региональные власти будут адресовать обратно федеральному правительству, но природными ресурсами будут распоряжаться сами. Это сразу же приведет к затяжной гражданской войне — открытой или латентной — поскольку смысл центрального правительства — в защите общенациональных интересов, защищать которые у него не будет ни средств, ни других управленческих возможностей до ликвидации автономий (что само по себе является сложной задачей в ситуации правительственной слабости). Поддержка центрального правительства будет сильна только в бедных регионах, не претендующих на автономию. Там же будут создаваться лагеря по подготовки армии (армий?) для наведения конституционного порядка.

В мире есть лишь один случай реализации сценария возникновения подобной государственности. Это Сомалийская Республика. Абсолютно то же самое ожидает Ирак, Ливию и, в случае победы поддерживаемой Западом и монархиями Залива оппозиции — Сирию.

Разумеется, от сомализации Ливии, Ирака и других стран Ближнего Востока выигрывают импортеры нефти. С племенами договариваться гораздо проще и быстрее, чем с национальными лидерами и парламентами. Племена не отягощены общенациональными задачами, у них нет потребности перераспределять доходы от добычи нефти в пользу небогатых районов страны, нет нужды поднимать инфраструктуру, переходить на высокотехнологичное производство.